Открывает рубрику Тамара Сергеевна Астафьева

Платформа 43 км была построена в 40-х годах, а раньше люди пользовались станциями Софрино и Зеленоградская. В военные годы железную дорогу бомбили, и память об этом сохранилась до сих пор. На бугре напротив станции, по обе стороны от дорожки к храму остались следы воронок от бомб и обгоревшая сосна, которая продолжает расти до сих пор. В послевоенные годы машин не было, и люди пользовались электричками. В деревянном вокзале находился теплый буфет от загорского ресторана. В нем можно было перекусить, выпить пива и просто погреться, ожидая поезда. В лесочке напротив тоже стоял буфет под названием «Голубой Дунай». Позже, в 70-е годы, он сгорел. Рядом со станцией росло много дубов, орешника и осин. В их тени, стоя летом на платформе, можно было укрыться от солнца. А еще там росли дикие яблони. Цвели они каждую весну необыкновенно, сказочно красиво, так пышно, что листьев не было видно.
Поселок разделяли пять просек, которые позже переименовали в улицы, и третья центральная просека стала называться улицей Ленина. Вся разбитая, в ухабах оттого, что по ней ездили на лошадях и грузовиках. Летом в жару на улице лежал слой пыли сантиметров в пять, и так здорово было шлепать по ней босиком. А когда начали строить дорогу, стали возить песок. Брали его с какого-то заброшенного кладбища, в песке оказалось много костей и черепов. Мальчишки ставили вечером эти черепа на дорожку, ведущую к станции, и зажигали в них свечки, пугая поздних прохожих. Конечно, лазили по садам за яблоками и цветами.
А еще в то время были модны домашние театры. То на одной, то на другой даче ставили спектакли. Вешали между деревьями занавес, придумывали костюмы. Слухи разлетались быстро, и зрители собирались мгновенно. Это было очень интересно.
Летом хватало развлечений. Ходили купаться в деревню Талицы на пруды. Там было два пруда: глубокий и мелкий, на выбор. За грибами ходили, лес был очень чистый, потому что все топили печки да и лесники за ним следили. В лесу жило несколько семей лосей. Они даже на участки заходили. Однажды, помню, утром лось стоял прямо перед нашим окном.
Многие держали коз и коров. При конторе ДСК жила лошадь, бурьяна нигде не было, все съедалось и скашивалось.
Когда заасфальтировали улицу Ленина, она стала любимым местом отдыха. Все гуляли по ней стайками, взявшись под ручки, и пели песни. А мальчишки юрко шныряли мимо нас на велосипедах. Зимой весь поселок вставал на лыжи – и в лес! Лес по пояс в снегу, красота сказочная, и лыжни во всех направлениях, на любой вкус. И так здорово было мчаться среди заснеженных елок, встречая по пути знакомых и незнакомых. Помню, как начали строить бетонку. Зимой приехал трактор и расчистил снег на поляне до железной дороги. Мы радовались этим снежным горкам и скакали по ним как горные козы. А когда дорогу построили, днем было тихо, а по ночам по ней перегоняли танки. Они двигались нескончаемым потоком. Стоял такой грохот! Мы вскакивали с постелей и шли смотреть.
Когда в поселке появился первый телевизор в старом здании правления ДСК, мы с друзьями наперегонки бежали туда. «На телевизор пойдешь?» — спрашивали друг друга. Кто прибегал быстрее, тот занимал первый ряд. И все-все приходили смотреть передачи, буквально всем поселком в комнатке собирались. А пока шла вечерняя программа, в углу на диване с ружьем в обнимку мирно спал сторож дядя Вася.

После войны все жили бедно, зато у нас было много уличных игр. Зимой лыжи, санки, горки. Прыгали в сугробы с крыш сараев, строили пещеры… И летом игр было полно, только вот самих игрушек не было, кроме мяча и цветных стеклышек в «секретиках». У нас недалеко располагался летний детский сад и, когда дети осенью уезжали, мы всей ватагой неслись наперегонки обследовать территорию в поисках забытых игрушек. Это было захватывающе. Особенно радовались те, кому повезло…

Я люблю этот край, эти рощи,
Принадевшие осени грусть…
Я люблю наших просек росчерк
И черемухи мокрый куст.
Дорога идет перекрестком,
По лесу веревочку вьет.
И поезд байкальский за лесом
Осеннюю песню поет.

Тамара Астафьева

Отец Евгений Дроздов: «У нас есть свой путь, золотая середина, царский путь, мы им и идем»

В 2021 году исполняется ровно двадцать лет с того момента, как священник Евгений Дроздов был назначен настоятелем Храма Всех Святых в земле Российской просиявших. Мы побеседовали о том, как строился храм, какие порядки царят в нем, о планах и идеях, которые ждут воплощения.

— Батюшка, расскажите, пожалуйста, об истории создания Храма Всех Святых, в земле Российской просиявших. Как все начиналось?

— История возникновения нашей общины начинается примерно с 90-х годов. На этом месте был густой лес, который окружал все вокруг. И, как рассказывают местные жители, именно на этом месте в начале 90-х прошел страшный ураган. Когда я пришел сюда в 2001 году, мы выкорчевали 52 огромных пня, оставшихся от вековых сосен и елей. Деревья как будто мечом кто-то срезал, словно Господь пометил это место. Один местный художник, уже покойный, Анатолий Козырь, подарил мне картину, написанную на небольшом листе бумаги. На ней было изображено место, где сейчас стоит наш храм, во время грозы. Он рассказывал, что было яркое свечение, молнии, деревья падали… Позже, в 1996 году, отцу Илие Зубрию, который сейчас служит в Могильцах, поручили организовать здесь общину и юридически все оформить.

— А где вы были в тот момент? Вы участвовали в создании церковной общины?

— Я на тот момент был студентом семинарии. Когда меня направили сюда после учебы, был 2001 год. Здесь паслись коровы, лошади, везде валялись кучи мусора. Что меня поразило, вокруг не было никакой живности, ни одной птички. А с того момента, как мы начали служить, стало все понемногу оживать: белки появились, птички. Примерно там, где сейчас находится крест, стоял огромный пень, на пне прибита доска. Это был престол. Отец Илия каждую субботу и воскресенье приезжал сюда, собирал людей, молебен служили, но было очень много противников. Это сейчас все довольны и счастливы. Кто-то уже отошел в мир иной, а кто-то радуется, что красивый храм построили. В 2001 году, как сейчас помню, на Покров, мы залили фундамент. И в следующем году уже начали строительство приходского дома. Первую литургию отслужили 1 августа, на Серафима Саровского, в 2002 году в приходском доме. Решили начать именно с приходского дома, его было проще поставить, уже имелся готовый сруб 6 на 9. Планировали Пасху в 2002 году отслужить в новом храме, но не успели. И сделали двухэтажный дом, где начали проводить службы, чтобы потихоньку формировалась община. Община, конечно, формируется не в стенах, а вокруг человека, вокруг личности. Но без стен это крайне затруднительно. Пока строился приходской дом, мы собирались в тесной комнатушке в ДНТ «Единение», здесь неподалеку. Топили печку, молебен служили. Так много желающих было, что я удивлялся. Помещение маленькое, теснота, но народу очень много собиралось, все уходили восторженные и воодушевленные.  Так все и начиналось.

— А почему храм назвали именно в честь российских святых?

— Честно говоря, я хотел храм в честь Николая Чудотворца. И даже планировал, что каждый день буду служить акафист и молебен Святителю Николаю. Но все это утвердили до моего прихода. Когда возникает церковная община, все отдается на усмотрение епархиального начальства. А учитывая, что в Пушкинском районе на тот момент не было ни одного храма в честь русских святых, и приняли такое решение.

— Интересно, а почему именно в этом месте начали создавать храм? Лес, отдаленная платформа, небольшой поселок… Почему именно здесь?

— Вот с точки зрения логики, я бы не возводил здесь храм, в Софрино надо было строить. Тогда там был только один храм – на Софринском производстве. Там большой, многочисленный поселок… Но по просьбам местных жителей построили именно здесь.

— А кто определял стилистику храма, кто разрабатывал проект? Почему был выбран именно владимиро-суздальский стиль?

—  Когда я получил назначение, был уже готовый проект неорусского храмового стиля, совмещение псковского и новгородского стилей. Такая более приземленная стилистика, как бы твердо стоящая на ногах. Но мне по душе Храм Покрова на Нерли, владимиро-суздальская архитектура. Проект мы переиграли. К счастью, он не был согласован, не было привязки, был просто эскизный проект, поэтому проще было сделать новый. Отчасти мы сохранили старый проект. Кстати, по нему построен храм в Митрополье, и тот же архитектор строил. Можно посмотреть, как было бы у нас. Они лишь чуть-чуть переиначили. С точки зрения практики он, конечно, немного больше внутри, чем наш. Если об этом говорить, тот же Покрова на Нерли внешне большой, красивый, но внутри он не очень просторный, столбы стоят, тесновато. Как сказал наш архитектор, даже швабры некуда ставить. Сейчас уже более совершенные технологии используются, поэтому мы смогли обойтись без внутренних столбов, тем самым увеличив пространство внутри храма. Можно сказать, это реплика владимиро-суздальской архитектуры. Тем не менее, получилось вполне органично.

— Сколько вам тогда было лет?

— 26 лет.

— То есть вам, тогда еще молодому священнику, хватило духа предложить свое, пойти против готового проекта?

— Только по стилю. Понимаете, нас в семинарии не учат сопромату. Что такое точка росы, глубина промерзания грунта, я только здесь узнал… Все это пришлось изучать, осваивать прорабскую работу. Это не мое, но пришлось, практика показала необходимость. Иногда интересно (смеется).

— Так ведь надо было еще найти команду архитекторов, рабочих…

— Честно говоря, оглядываясь назад, что это прям какая-то авантюра была. Начинали с нуля, нам с матушкой негде жить, не хватало денег ни на что… Но все получилось. Молодые были, слишком смелые… Вот вы говорите, «команда архитекторов, рабочих». Видимо Господь, несмотря на наши грехи, не оставляет нас. Не «видимо», а точно. Хотелось выделиться, конечно, от гордыни, не иначе. Но гордыня в данном случае сыграла положительную роль. Почему мы и сделали белокаменную резьбу 48-ми главных русских святых. И каждый из них олицетворяет определенный период в истории русской церкви, а это в свою очередь тесно переплетается с историей России. Есть у нас идея сделать цикл лекций об истории России и русской церкви. Проводишь экскурсию по храму и вместе с этим изучаешь историю.

— А почему вы все-таки решили стать священником? Вы помните этот момент?

— Да, конечно, помню. Это было в 1988 году, в год празднования тысячелетия крещения Руси. Моего папу, а он по образованию художник, попросили расписать храм к празднику. Это было в Балте, в Одесской области. Папа обновлял росписи, а я ему помогал. Ну как помогал, в основном молоко бегал пить свежее, домашнее. Так вот, настоятелем этого храма тогда был отец Василий Фомин. Пообщавшись с ним, я и почувствовал, что это мое. После школы сразу же поехал поступать в семинарию.

— Отец Евгений, а расскажите, пожалуйста, немного о порядках в нашем храме. Каждый ли может туда зайти? Например, некрещеный, или другой веры? Есть ли какие-то запреты?

— Ответ очевиден, конечно, каждый может зайти. Безусловно, есть сакральное место – это алтарь. В Ветхом завете даже история описывается. Когда нашли ковчег Моисея, то люди не посвященные, прикасаясь к нему, умирали. Нужна определенная подготовка для того, чтобы войти в алтарь. А в храм войти может абсолютно любой человек: мусульманин, буддист… Кстати, недавно прочитал интересную историю. Священник был в алтаре, а в храм в это время зашел какой-то узбек, работяга, и просит у свечниц продать свечку. Они видят, что он не православный, еле-еле по-русски объясняет, что ему нужна свеча. Не пускают его, не дают свечу. Он оказался настойчивым, попросил позвать священника, рассказал ему, что служил в Афганистане со своим русским другом Олегом и что всю жизнь молится за этого Олега. В итоге поставил он свечку и долго-долго стоял, молился, своими словами как-то, своими мыслями… Вот вопрос, примет ли Господь его молитву? Конечно, примет. И интересный вывод был сделан из этой истории: какие же мы все дружные были в советское время! Разные культуры, разные народы, разные языки, мы все разные, но такие сплоченные и уверенные друг в друге…

— Женщины должны быть в юбках, входя в ваш храм?

— Может быть, меня назовут модернистом, но я совсем не модернист, просто стараюсь мыслить здраво. У апостола Павла сказано, что «на собраниях женщина в знак того, что она замужем, будет с покрытой головой». Все. Ни о юбках, ни о брюках не говорится. Почему возникла традиция женщинам заходить в храм в юбках? Чтобы не привлекать внимания мужчин во время службы. Но можно, знаете, и в юбке так прийти, что не дай Бог. Поэтому запретов нет. А на практике все это приобретает такие формы, которые отпугивают людей от храма. Бывали и нетрезвые в храме, и искренне каялись, плакали, просили помощи. Главное прийти в храм с открытым сердцем.

— Расскажите о планах на будущее в жизни храма и прихода.

— Вообще эти планы строятся еще с 2002-2003 года. Я всегда очень хотел организовать здесь образовательный центр, и в общем-то на 89,9% это смогли воплотить в жизнь организаторы «Лесной школы». Они молодцы. Вот что-то подобное хотел сделать и я. И если у нас получится двигаться в этом направлении, это будет очень и очень здорово. Тем более, что для этого есть все возможности. Если не хватит помещения – расширим. Все это реально. Почему говорят, что дух животворит, а буква мертвит? И что все-таки возникло раньше: дух или материя? Да, дух возник раньше, потому что идея всегда воплотится в жизнь. Всегда. Найдутся средства, все найдется. Была бы идея правильная.

— Расскажите немного о новом строении на территории храма на пруду, что это будет?

— Это будет крестильная часовня. В апсидальной части сделаем спуск, где мы планируем с полным погружением крестить взрослых. Крестили на пруду и раньше, но сейчас это будет более комфортное крещение: приносится миро, все необходимое, освящается вода… Когда достроим – зависит от финансирования. Буквально вчера кто-то пожертвовал на счет храма сумму, необходимую для установки окон и дверей, мы их уже заказали. Кто-то откликается. Следующим этапом – обшить строение доской, вот и будет часовня.

— А откуда священники берут деньги на строительство храмов? Можно ли с церковной лавки, с продажи свечей построить храм?

— Я не знаю, какова практика в других храмах, но в нашем 95% — это люди со стороны, частные жертвователи. Это личные контакты с людьми, это родственные и дружеские взаимоотношения. А свечки – мы их даже не продаем, если вы обратили внимание. И никто не следит, положил ты туда копейку или нет. Есть такое некрасивое выражение «доход храма». У нас нет дохода, он не падает и не растет, его просто нет. Недавно была статья в интернете о реалиях нашей священнической жизни, о профессиональном выгорании священников. Интересные комментарии последовали к этому посту. Один священник пишет: никто не знает, во сколько самим священникам обходится содержание прихожанина в храме, обеспечение, так сказать, «комфорта» его молитвы. Городские храмы могут находиться на самообеспечении, а у нас все только со стороны, с добровольных пожертвований коммерческих организаций.

— А вообще на какие средства живут священники? Я часто сталкиваюсь с тем, что люди возмущаются, что батюшка на слишком хорошей машине… Что можно ответить на это?

— Информация эта не за семью печатями, многие пишут и открыто об этом говорят. Городские храмы имеют возможность платить достойное жалованье священникам. В деревенских храмах все намного скромнее. Нас никто не финансирует. Все собирает приход. А вот что касается всего остального – машин и прочего – зависит от самого священника. Если он пользуется уважением, если он авторитетен для определенного круга людей, то его не оставят. Рядом с ним всегда кто-то будет. Я не святой человек и много наделал глупостей в жизни, но тем не менее вижу, что те люди, которые помогали, не отвернулись. Наоборот, еще больше стали помогать. Есть те, кто хочет помочь священнику, кому-то приятно общаться с ним, а кто-то помогает из жалости. Все очень индивидуально. А еще я знаю, что священнику часто помогают богатые родственники, помогают и поддерживают. На самом деле, как сказал один наш преподаватель, «мы, священники, нищие, живем на подаяние». Но подаяние бывает разное.

Мечта любого настоятеля – чтобы храм сам себя обеспечивал. Не нужно никаких позолот, это не обязательно. Если обратите внимание, у нас нет позолоченного купола, потому что представить себе в лесу кусок золота на куполе храма – было бы диковато. Очень лаконичный получился купол. Но это не просто техническое, а еще и эстетическое решение.

Возвращаясь к вопросу о финансах, очень хотелось бы, чтобы священник не думал о том, как прокормить семью и обеспечить храм – оплатить газ, свет, налоги (мы тоже платим все налоги, как любое юридическое лицо, действующее по законам Российской Федерации), а занимался бы, прежде всего, людьми и молитвой, а не прорабской, снабженческой деятельностью, поиском денег, все это отвлекает от главной задачи.

— Вы упомянули о том, что, когда начали строить храм, было много недовольных. А сейчас они есть?

— Недовольные всегда будут. Даже когда строился приходской дом, нашлись недовольные, решившие, что это я себе дом строю. Пока не отслужилась первая литургия, не успокоились. Потом следующая волна пошла, что кирпичный дом напротив – это тоже мой дом.

— Кто-то до сих пор так думает.

— Недовольных будет всегда предостаточно. У нас есть свой путь, золотая середина, царский путь, мы им и идем.

Беседовала Алена Рыпова

• 

• 

•